— Согласен, — кивнул я.

— Нам следует быть чрезвычайно осмотрительными и держать в уме политические соображения, — с невеселой улыбкой заметил Ренн. — А также помнить, что закон имеет свои пределы. Он не может дать ответы на все вопросы, господин Барак.

К пяти часам с разбором прошений было покончено. За окном уже начали сгущаться сумерки, и, судя по долетавшему в комнату мерному стуку, на улице вновь пошел дождь. Ренн быстро пробежал глазами составленный нами документ.

— Что ж, по-моему, все изложено четко и ясно, — заявил он.

— Превосходно. Теперь, когда дело сделано, нам пора идти. В аббатстве нас ожидают другие дела.

— Позвольте, я одолжу вам плащ, — предложил Ренн, выглянув в окно. — Дождь льет как из ведра, и вы промокнете до нитки. Подождите минуту.

Он поспешно вышел, оставив нас в холле.

— Нравится мне этот старикан, — изрек Барак. — Сразу видно: добрая душа.

— Да, — кивнул я, протягивая руки к огню. — Насколько я понял, он очень одинок. На всем белом свете у него не осталось близких. Кроме старой служанки да этой птицы.

Я кивнул на сокола, заснувшего на своей жердочке.

Тут вернулся Ренн с плащом в руках. Плащ, весьма добротный и почти новый, оказался мне слишком велик, край его едва не волочился по полу. Я пообещал возвратить его хозяину на следующее утро, и мы вышли на улицу. Шагая в аббатство под проливным дождем, мы думали о том, удалось ли людям Малеверера развязать язык юному Грину и выведать у него про тайник в стене.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Мы прошли по темным узким улицам, которые в этот час оказались совершенно пустынными. Воздух был наполнен осенними запахами дыма и опавших листьев.

— Так, значит, вы увидите короля? — спросил Барак, удивленно покачивая головой.

— А что, когда вы служили у Кромвеля, вам ни разу не довелось увидать короля?

— Ни разу, — со смехом заявил Барак. — Я, видите ли, предпочитал держаться подальше от парадных покоев.

— А вам бы хотелось посмотреть на короля?

— Да, — задумчиво протянул он. — Было бы о чем рассказать детям.

Я с удивлением взглянул на своего помощника. Никогда прежде он не упоминал о том, что намерен обзавестись семейством. Мне всегда казалось, что Барак более всего ценит свою независимость и предпочитает жить одним днем.

— Надеюсь, нам удастся отыскать племянника господина Ренна, — заметил я. — Когда мы вернемся в Лондон, вам придется навести о нем справки во всех юридических корпорациях.

— Может, нам вовсе не стоит искать этого племянника. А то еще выяснится, что он знать не желает своего престарелого дядюшку.

В голосе Барака послышалась горечь, и я вспомнил о том, что он порвал с собственной матерью после того, как она, овдовев, вторично вышла замуж.

— Не исключено, что вы правы. И все же мы попробуем. Встреча с племянником будет для старика большим утешением. Вы же слышали: его единственный сын умер в раннем детстве.

— Да, — кивнул Барак. — Старина Ренн не прочь поболтать, — заметил он после недолгого молчания. — В особенности о прежних королях и войнах.

— Знаете, когда я его слушал, на память пришел недавний разговор с Гаем. Я ведь встретился с ним перед самым отъездом.

— И как поживает старый мавр?

— Неплохо. Так вот, мы говорили о королевском путешествии, и он рассказал мне историю о последнем короле Гранады. Вам ведь известно, сам он родом из этой страны. Во времена его детства Гранада была мавританским королевством, независимым от Испании. И ее последний правитель, король Боадбил Низкорослый…

— Ничего не скажешь, подходящее имечко для короля!

— Прошу вас, не перебивайте! Так вот, Гай видел, как короля, который был тогда совсем маленьким мальчиком, проносили по улицам на носилках. Толпа восторженно приветствовала его и осыпала цветами — в точности так, как, по рассказам брата Ренна, жители Йорка приветствовали Ричарда Третьего. А потом Боадбил потерял свое королевство. Гранаду захватила Испания, а король был вынужден бежать на земли мавров.

— И что же с ним стало?

— Никто не знает этого в точности. По слухам, в Африке он пал на поле сражения. Мораль этой истории такова — удел человека, пусть даже земного властителя, покрыт мраком. В этом мире ничто не вечно — ни власть, ни слава.

Когда мы свернули на улицу, носящую название Питер-гейт, до нас донеслись пронзительные вопли. Обернувшись, мы увидели четырех оборванных нищих, которые со всех ног бежали по мостовой. По пятам за ними мчались три человека в чиновничьих мантиях, с толстыми березовыми прутами в руках. Воздев руки над головой, нищие пытались защититься от града ударов, которыми осыпали их преследователи. Странная процессия пронеслась мимо нас и свернула к реке, разделявшей город на две части.

— Как видно, эти люди выгоняют нищих прочь из города, — заметил я.

Барак проводил глазами нищих, которых преследователи загнали на большой каменный мост.

— Как же эти бедолаги будут жить за пределами города? — не без сочувствия спросил он. — Посреди лесов и полей не у кого просить милостыню.

В молчании мы дошли до навесной башни над воротами Бутхэм. Отрубленные головы, выставленные на шестах, исчезли, а вместе с ними исчез и тошнотворный запах гниющей плоти.

— Ни нищих, ни падали, — изрек Барак. — Город и в самом деле прихорашивается к приезду короля.

«Любопытно, не снимут ли с башни скелет Эска?» — пронеслось у меня в голове.

Впрочем, король вряд ли удостоит своим посещением столь унылое и неприглядное место, как тюремный замок.

Несмотря на дождь и сгущавшуюся темноту, в аббатстве по-прежнему кипела работа. Со всех сторон доносился визг пил и стук молотков, работники заканчивали сооружение гигантских шатров, вбивая последние колышки и натягивая веревки. Мне припомнились столь же великолепные шатры, которые я видел на картинах, изображавших поле золотой парчи.

Внутренний двор, истоптанный множеством ног и копыт, представлял собой настоящее месиво. Я впервые наблюдал, как люди работают посреди такого моря грязи. В этих условиях дренаж явно представлял весьма серьезную проблему. Я заметил, как несколько рабочих, покрытых грязью с ног до головы, роют вокруг одного из павильонов канаву, которая, расширяясь, соединялась с длинным рвом. Как видно, дело не слишком ладилось, потому что рабочие беспрестанно чертыхались; голоса их сливались с голосами чиновников, которые, стоя на крыльце особняка, обсуждали какой-то план, нарисованный на листе пергамента. Протолкавшись к дверям, мы сказали часовому, что нам необходимо увидеть сэра Уильяма Малеверера.

— Его здесь нет, сэр, — ответил часовой. — Он выехал навстречу королевскому кортежу. Скорее всего, в Леконфилд.

— Это далеко отсюда?

— Тридцать миль. Сэр Уильям получил срочный вызов. Но завтра утром он вернется в Йорк.

— А королевский коронер здесь? — осведомился я после минутного колебания. — Господин Арчболд?

— Нет, он уехал вместе с сэром Уильямом.

— Сегодня утром люди сэра Уильяма привели в аббатство мальчика, служившего подмастерьем у стекольщика, — не унимался я. — Сэр Уильям намеревался подвергнуть его допросу. Возможно, вместе с мальчиком в аббатство доставили женщину-служанку. Вы не знаете, что с ними случилось?

— А вам они на что сдались? — подозрительно уставился на меня часовой.

— Мы присутствовали при аресте подмастерья. Я кое-что заметил и хочу сообщить об этом сэру Уильяму.

— Мальчишка сидит под замком. Сэр Уильям строго-настрого приказал не выпускать его до своего возращения. А служанку отпустили домой. Сэр Уильям успел ее допросить и уже хотел приняться за мальчика, когда ему пришла срочная депеша.

— Могу я отправить сэру Уильяму письмо?

— В такую скверную погоду самому проворному гонцу понадобится несколько часов, чтобы добраться до Леконфилд а и отыскать там сэра Уильяма. Думаю, лучше вам будет подождать до утра. Наверняка сэр Уильям не станет задерживаться.